СУЖИКОВА РОЗА МАКСУТОВНА
1937 год был отмечен массовыми политическими репрессиями в Казахстане. В этот год число арестованных по Казахстану достигло 105 тысяч человек, более двадцати тысяч были расстреляны. О местах захоронений репрессированных их родные узнавали годами, десятками лет позже. Однако даже в это жестокое и несправедливое время люди находили силы для радости, любви и надежды. NUR.KZ
История Розы Максутовны Сужиковой, вдовы известного казахского ученого-философа Марата Сужикова – тому пример. Дочь «врага народа», она встретила свою любовь в лице человека, который, казалось бы, не должен был разделить с ней свою судьбу по все тем же политическим мотивам.
Из-за ареста отца Розы семье пришлось немало скитаться, порой не было денег на самое необходимое. Но в трудные минуты ее жизни возникал некий ангел-хранитель, который оберегает Розу Максутовну всю ее жизнь.
«Бери детей и убегай»
Из воспоминаний Розы Максутовны: «Когда забрали папу, мне было два годика. Год он просидел в СИЗО, пока решалась его судьба, а в 1938 году его расстреляли. Позже выяснилось, что на него донес наш родственник – муж двоюродной сестры мамы; он сообщил, что отец – сын бая, сын волостного – позавидовал. Папа не скрывал, что он — сын бая, но с четырех лет он с братом рос в детдоме — его отец умер, а родственники убежали перед революцией в другие страны.
Когда папу арестовали, один НКВД-шник, его друг, пришел к нам в три часа ночи и сказал моей маме: «Нагима, бери своих детей и убегай, куда глаза глядят, садись на первый же поезд. Так мы покинули Усть-Каменогорск – мама, брат с сестренкой, няня и я. Сначала поехали в Семипалатинск, прожили там месяц-два, потом в НКВД узнали, где мы – и нам снова пришлось бежать. Так с 1937 по 1941 годы мы скитались как цыгане из города в город.
Мама никуда не могла устроиться работать, боялась, что нас найдут таким образом, так как был выписан ордер на арест мамы. Дома хранился сундучок, инкрустированный натуральными камнями, а в нем находились драгоценности, приданое моей бабушки – она была правнучкой Хана Уали и племянницей Шокана Валиханова. Няня продавала каждый раз что-нибудь из сундучка, чтобы прокормить нас. Когда драгоценности закончились, мама решила, что нужно ехать на родину папы – в Астану (тогда это еще была Акмола), вдруг там остались его родственники?
Нам повезло, в Акмоле нашелся секретарь райкома партии, дальний родственник папы. Он проникся нашими проблемами и устроил маму на работу заведующей интернатом в колхозе далеко от города. Там бы нас точно никто не нашел.
Колхоз был маленький, в одну улицу – 10 домов с одной стороны и столько же с другой. Зато там была школа-десятилетка, там мы и учились. Правда, брат после седьмого класса пошел работать.
Когда война закончилась, мы переехали в город, брат стал часто ездить в командировки и брать нас с собой, говоря, что дома нас некому защитить. Так мы учились то в казахской, то в русской школе. Когда я окончила десятый класс, мама рассказала мне про отца, и сказала: «Когда будешь поступать, не скрывай этого, иначе и тебя посадят».
Золотую медаль нам не дали – все равно поступить не сможем
Мы с сестренкой окончили школу на золотую медаль, но нам ее не дали, сказав, что все равно поступить мы не сможем – мы дети врага народа, поэтому лучше отдать ее кому-нибудь другому. Тогда ведь одну-две медали на школу давали. Я-то спокойно к этому отнеслась, а сестренка сильно переживала, хотела даже броситься под поезд.
… Денег тогда не было даже на выпускной – мы собирали по пять рублей с человека. Брат находился в Ташкенте и пересылал зарплату нам, но шли деньги долго. Я хотела уехать учиться, но мне не на что даже было купить билет. И вот однажды ночью я лежу и плачу, и прошу Бога – а раньше мы ведь все комсомольцы были, атеисты – «Боженька, если ты существуешь, помоги мне уехать».
И в этот момент раздался голос – я была уверена, что сплю, но потом поняла, что не спала. Голос сказал: «Встань, под кроватью лежит чемодан, а в нем под газетами есть облигации с трехпроцентным займом, возьми их и выиграешь 870 рублей».
Я открыла этот чемодан и действительно увидела облигации, а утром, как только рассвело, надела кофту и пошла на почту. Обратилась к одному мужчине, говорю «Дядя, помогите мне, голос мне сказал, что я выиграю 870 рублей». Он посмотрел на меня удивленно, но согласился посмотреть. И вдруг говорит – «Твой голос правильно сказал, что ты выиграешь». Там такая стопка бумаг была, и одна из них действительно выиграла 870 рублей.
Сейчас детям не выдают деньги и тем более без удостоверения, а мне почтальон отдала все, что я выиграла. По тем временам это были большие деньги – булка хлеба стоила 3 рубля. Я завернула купюры в кофту и пошла домой. По дороге купила продукты к завтраку, сестренка, когда встала, говорит – «Ох, у нас появилась скатерть-самобранка», а мама испугалась, стала расспрашивать: «Ты украла эти деньги, нашла или что?».
Я оставила семье на питание деньги, взяла себе часть на дорогу, на карманные расходы и уехала в Алма-Ату. Пошла поступать в КазГУ, честно указала в заявлении, что мой папа репрессирован. Оказалось, что ректор его знал. Мне вернули документы, перечеркнутые красным карандашом. И вот я стою у входа, плачу, и вдруг подъезжает черная машина, из нее выходит представительная, симпатичная женщина.
Она поинтересовалась, кто меня обидел, я рассказала всю правду. Тогда она велела мне ждать ее, а когда вернулась, то посадила в автомобиль и привезла, как оказалось в ЖенПИ (Женский педагогический институт, ныне КазгосЖенПУ) – она была ректором этого института.
Ректор сказала, что примет меня на физмат, но мне не очень хотелось там учиться. Однако она объяснила, что другого выхода у меня нет, тем более, мне некому помочь – мама не работает, брат учится, а тут я на государственном обеспечении, да еще с повышенной стипендией. В общем, убедила. Окончила я этот университет, а через месяц вышла замуж.
«Не выйду за Вас замуж, я – дочь врага народа»
Мы познакомились с моим будущим мужем, Маратом Сужиковым, за два года до окончания института. Его Его отец работал Секретарем ЦК Компартии Казахской ССР по идеологии, сам Марат окончил МГУ имени М.В.Ломоносова в Москве.
После завершения учебы мы оба устроились в Академию наук КазССР: он – в институт философии, а я – в институт ядерной физики. А перед тем, как начать работу, я решила съездить к себе домой, сообщила ему, а он говорит: «Я не хочу, чтобы Вы уезжали домой. Если Вы уедете, Вас никто обратно не пустит». Я возмутилась: «Пустят, вот, у меня и билет куплен». Показала ему билет, а он схватил его, разорвал и заявил, что не хочет меня отпускать, а хочет, чтобы я вышла за него замуж. Тут уж я сказала, что не могу.
Марат несколько дней меня преследовал и допытывался: «Вы больны? Вы были замужем? У Вас есть ребенок?». Но я ответила, что у меня есть одна-единственная веская причина. В итоге он убедил меня сообщить ему, но я предупредила, что у него «пятки будут сверкать».
У меня было много поклонников, но как только я сообщала им, что я — дочь врага народа, они тут же убегали. Ну, думаю, и этого проверю. Говорю: «Мой папа был репрессирован в 1937 году. Он – враг народа. Вы идеолог, папа Ваш – секретарь ЦК по идеологии. Вас снимут с работы и исключат из партии».
Но он лишь сказал, что скоро все изменится, потом взял меня в охапку, закружил и сказал: «Я горжусь Вашим отцом». Раньше я всегда чувствовала, что у меня в груди словно ледяной осколок стоит, никого близко не подпускала к себе, и вдруг с этого момента лед начал таять, потеплело на душе.
Так мы прожили с Маратом 39 с половиной лет, к сожалению, он скончался от инфаркта в 1995 году. Вырастили троих дочерей, к сожалению, средняя дочь скончалась от рака, но остались прекрасные внуки, и уже есть маленькие правнуки…
Я сначала работала в институте ядерной физики, но когда забеременела, муж сказал, что эта работа вредна и велел идти преподавать. Муж проработал 40 лет в Академии наук КазССР, начинал с лаборанта, стал доктором философских наук, известным ученым.
«Это же твой папа!»
Про место захоронения своего отца я узнала только в 1972 году. Это был выходной, мы были дома, я лежала на кровати – разболелись почки, и читала казахскоязычную газету «Қазақ әдебиеті». Вообще-то ее выписывал муж – он не говорил по-казахски, а так как хотел выучить родной язык, он стал ее выписывать.
Вижу в газете – список респрессированых. Прочитала внимательнее и увидела фамилию папы. Перечитала еще раз. Потом позвала мужа – он испугался, что мне плохо, прибежал. Я показала ему список, и он сказал – «Это же твой папа!».
В КГБ мне рассказали о том, что родственник на него донес, что папу уже реабилитировали, и где находится его могилка. Теперь мы туда иногда ездим, но не часто – все-таки это далеко. Обычно в конце июля организуют автобусы для родственников репрессированных. Но сейчас мало нас осталось. У многих же забирали детей и отдавали в детдома под разными фамилиями.
А тот НКВД-шник, который нас спас, кстати, сам пострадал – его за то, что нас предупредил, самого забрали, жену в АЛЖИР (лагерь жен изменников родины) отправили, а детей — по детдомам. В конце сороковых годов его жену выпустили, она приехала к нам. Рассказала, что пока была в лагере, писала везде, искала своих детей.
Маме говорила – «Ты счастливая, у тебя дети рядом, а я не могу своих найти». Приехала в стеганой фуфайке, брюках. Мама отдала ей последнюю доху – шуба так называлась, ботики белые, платье последнее, которое на выход носила.
Приданое с того света
Необычные ситуации в моей жизни случались еще несколько раз. Однажды, уже учась на втором курсе института, мы с подружками отправились в магазин. Мы перестали кушать в столовой, нам хотелось мяса, бешбармак, и мы стали скидываться деньгами, покупать продукты и готовить для себя отдельно.
Стоим в очереди, а около окна стоит мужчина и зовет кого-то. Сначала я решила, что не меня, показала на него подружке, но он сказал, что именно я нужна. Подошла к нему, а он и говорит – «У тебя здесь (во лбу) звездочка горит. Ты будешь счастливой, и у тебя есть два ангела-хранителя». Поблагодарила его, ушла.
А уже лето заканчивалось, нужно было одеться к осени. С теми же подружками мы всегда ходили в Алма-Ате в Парк 28 гвардейцев-панфиловцев, там устраивали танцы для молодежи. Однажды мы так увлеклись, что не заметили, как наступила ночь, нам нужно было ехать в общежитие.
Мы застали последний трамвай, и вдруг на соседнем сидении я увидела инкассаторскую сумку. Сообщила о ней водителю, он сказал, чтобы я оставила номер телефона вахты общежития и свою фамилию.
Через месяц меня вызывают, и какой-то мужчина по телефону говорит: «Вы оказали большую услугу, государство могло понести большие убытки, Вам полагается вознаграждение». Мне выдали больше 500 рублей, я поделилась с подружками – дала им по 100 рублей, а большую часть оставила себе – отправила домой и пальто себе купила, сапожки, туфли.
В следующий раз помощь пришла из ниоткуда, когда я уже вышла замуж. Сначала мы жили с родителями мужа в особняке ниже проспекта Абая. Сейчас там Дом приемов. Свекр мой был человеком честным, работал с Л.И. Брежневым, а свекровь – женщина необразованная, но счастливая, муж у нее был идеальный. Она родила 10 детей, и все — сыновья. Свекровь была из рода Адай, боевая…
Мы прожили у родителей мужа восемь лет. Потом получили отдельную квартиру, взяли с собой из особняка только постельное белье. Тогда у нас уже было двое детей. Спали на полу, дети – на единственной железной кровати.
И вот однажды в воскресенье я налепила пельменей, кормлю свою семью, и тут звонок в дверь –«вам перевод». Я удивилась – некому мне помочь. Почтальон сравнил фамилии, и сказал, что все верно. А муж, когда понял, сообщил, что это не просто перевод – это была последняя зарплата отца, нашедшая меня через столько лет! Муж обнял меня и сказал: «Мои родители — обеспеченные, но мы у них ничего не взяли, а твой папа – хотя и на том свете, а прислал тебе приданое». ..
Время течет стремительно, и все меньше остается рядом с нами тех, кто пережил и может рассказать о тех тяжелых временах, поэтому каждый рассказ, записанный о судьбе репрессированных, очень важен для исторической памяти. Пусть семью Розу Максутовны и дальше хранит ее ангел…