— Айдын Аканович, вы впервые побывали в космосе, расскажите, насколько трудно адаптироваться к невесомости, ведь учения не сравнить с реальным полетом.
— При прибытии на МКС мой организм еще не адаптировался, основные факторы — это невесомость и распределение крови в организме человека. На первых телесеансах, если вы заметили, головы у Волкова, Моргинса и у меня были как футбольные мячи, потому что кровь с нижней части тела переливалась в голову, происходил отек всех мягких тканей, даже изменялся голос, потому что отекали голосовые связки. Но самый интересный эксперимент для меня был в начале, когда нужно было в иллюминатор поймать Аральское море и Каспий. МКС летела со скоростью 7,8 километра в секунду, и я четыре раза ставил будильник, чтобы сделать снимок и упускал момент, так как корабль облетал землю за 92 минуты», — сказал Айдын Аимбетов.
— У вас была четкая задача провести конкретные эксперименты в космосе. Расскажите, какой именно из них запомнился.
— Пожалуй, эксперимент «Дастархан-6». Его нужно было провести только с российскими членами экипажа, но мы, посоветовавшись с командиром станции, решили задействовать всю команду МКС. Зарубежным партнерам очень понравилась казахстанская кухня, забавно было потом читать статьи с заголовками: «Казахстанский космонавт повез в космос бешпармак и казы-карта». Звучит так, будто я с подносом в космосе летал и угощал друзей, на самом деле это современные продукты питания. В их составе не только сухое кобылье молоко, но и витамины, снимающие усталость и дающие силы. Потом мы раздали всем бумажные анкеты, и члены экипажа высоко оценили вкус и качество гостинцев из Казахстана. Рассказал им про курт историю.
— Как вы спали? По какому времени ориентировались?
— Жили мы по Гринвичу, то есть отличие от казахстанского времени шесть часов, например, в Астане 12 часов дня, а у нас в космосе было шесть утра. Первые сутки мы не могли уснуть, так как отсутствовали тактильные ощущения. Я люблю спать на животе и на боку, но понимал, что не лежу на какой-то твердой поверхности вроде кровати. То же самое и с одеялом: дома накроешься — и тебе тепло, чувствуешь на себе удобное одеяло, а в космосе нет прижатия и ощущения, что тебя укрывает. В невесомости нет подушки, голова как между плеч прямо торчит, и это тяжело. Поэтому в первое время, пока сильно не устал, заснуть было практически невозможно. Отмечу высокий уровень шума.
— Судя по записям в Twitter, во время полета вы много думали, кто мы, зачем мы… Нашли ответ?
— Самое интересное, когда мы находимся на Земле, мы не понимаем масштабность. На Земле не видно даже горизонта, а с орбиты — маленький шарик. Тут понимаешь, что мы — песчинки по размерам Вселенной. Возможно, у каждого человека есть амбиции достичь чего-то, но я понял, что самое главная цель жизни — это семья. Это друзья, жена, дети, работа — наши обычные человеческие ценности. Нам столько тайн еще предстоит открыть, чем больше я знаю, тем яснее понимаю, что ничего не знаю. Вопросы «кто мы», «откуда мы», «зачем мы» даже глубже стали.
— Как вас приняла команда МКС, на каком языке общались с экипажем?
— Экипаж принял очень тепло, потому что с Сергеем Волковым я был знаком еще с 2003 года, когда приступил к общей космической подготовке. Мы с ним познакомились, и по прошествии шести лет, с 2009 по 2015 год, я вступил в его экипаж, он очень обрадовался. С другими мы также познакомились, отработали вместе на тренировках и показали сплоченный коллектив. На российском сегменте станции мы разговаривали на русском, на американском и европейском модулях общались на английском, так как официальным языком общения на станции является английский. Когда с орбиты смотришь на Землю, то на Земле нет никаких границ. Мы работали экипажем в девять человек и представляли пять стран, у каждого свой менталитет, история, характер. Но мы жили как братья, вместе были за одним дастарханом, не утаивали никаких секретов. Я понял, что хочу, чтобы народы нашей Земли сотрудничали и осваивали ближний и дальний космос.
— Из космоса вы регулярно общались с «землянами» посредством Twitter, почему такой выбор?
— Честно говоря, я бы вообще в соцсетях не работал, времени нет. Меня побудило то, что через социальные сети любой на этой земле может задать свой вопрос, на который получит откровенный ответ. Я сейчас просто очень занят, а по возвращении домой опять скину в Twitter хороший материал.
— Скажите, что было самым сложным для вас при подготовке к полету?
— Самое сложное в нашей работе — это ожидание космического полета. С 2015 года и до начала старта очень ограниченный лимит времени. Сначала ждешь долго-долго, а потом — на тебе и очень мало-мало времени.
— Поддерживаете ли отношения с Талгатом Мусабаевым и Токтаром Аубакировым?
— У нас дружеские отношения и с Аубакировым, и с Мусабаевым. Мы поздравляем друг друга на 12 апреля, они мои старшие наставники. Когда мне что-то было интересно узнать про подготовку, я получал полный ответ от них.
— За вашим полетом в космос наблюдал весь Казахстан. Каково это — стать национальным героем?
— Я никакая не историческая личность. Не считаю себя таковым и после полета. Работа есть работа, у меня она такая.
— Когда вы пролетали над Казахстаном, видели очертания родной страны, границы?
— Видел, радовался. И во все глаза рассматривал: вот Балхаш, вот Капчагай, а это родной Талдыкорган. Когда разглядываешь сверху что-то родное, испытываешь невиданную эйфорию.
— Сейчас популярны продажи туристических путевок на Марс, кто-то желает остаться там в колониях, что вы думаете по этому поводу?
— Если осваивать Марс, то нужно осваивать без человеческих жертв. И если лететь, то лететь туда и обратно. Для полетов в одну сторону существуют автоматические средства: марсоходы, спутники, а человеческая жизнь — она бесценна. А космический туризм в целом означает, что космонавтика развивается и становится интересной. Туризм прежде всего — деньги, которые необходимы для дальнейшего финансирования научно-исследовательских программ. Пусть летают — они тоже люди.
— Талгат Мусабаев озвучивал как-то, что видел НЛО, быть может, и вы что-либо замечали?
— Я скажу так: я уверен, в этой Вселенной мы не одни.