Среди пассажиров Ту-154, рухнувшего под Сочи, была Елизавета Глинка, более известная как Доктор Лиза.

Выпускница Второго медицинского института имени Пирогова по специальности «реаниматолог-анестезиолог» и Дартмутской медицинской школы по специальности «паллиативная медицина» Елизавета Глинка в 2007 году прилетела из США в Москву, после того как тяжело заболела ее мать. В столице России она основала благотворительный фонд «Справедливая помощь».

Фонд Елизаветы Глинки оказывал паллиативную помощь неонкологическим больным, для которых в России не существовало хосписов. Также в число подопечных фонда вошли малообеспеченные больные, в том числе без определенного места жительства. Волонтеры фонда раздавали бездомным еду, одежду, помогали с лекарствами.

Фонд организовал сбор помощи пострадавшим от лесных пожаров в России. Доктор Лиза организовывала сборы гуманитарной помощи для жителей Донбасса, вывозила тяжелобольных детей из охваченного войной региона. С 2015 года Елизавета Глинка неоднократно посещала Сирию: доставляла лекарства и организовывала медицинскую помощь гражданскому населению страны.

Tengrinews.kz собрал различные высказывания Доктора Лизы из ее интервью, а также истории, которыми она делилась на форумах и в социальных сетях.

Пожалуй, самый заметный дивиденд — то, что меня давно не зовут в гости. А если я все же где-то появляюсь, народ осмотрительно отодвигается. Потому что я работаю с бездомными. А, вот еще. Когда я прихожу в приличное общество, собравшиеся в порядке светской беседы интересуется: «Ты с помойки?» Я говорю: «Нет, сегодня нет». Вот и весь пиар.

Знаете, мамы, которые теряют своих деток, они у меня (я человек православный) отождествляются с Богородицей. Я их видела очень много и скажу, что когда со стороны наблюдаешь, как проходит это прощание…. Не похороны, где они уже на каком-то автомате, а вот когда уже только что ребенок ушел — это то, что невозможно описать и, наверное, не нужно.

Сегодня приняла пятилетнего малыша в хоспис.
Мальчик очень терпеливый, хотя тяжело перенес переезд из дома в отделение.
Будет лежать с мамой.
Спросила его, что беспокоит и что можно для него сделать. Посмотрел взрослым взглядом и сказал: «Тишины хочу».

Хоть меня и спрашивают иногда: «У вас ПРАВДА есть дети?», «У вас ПРАВДА есть муж?..» Сложился какой-то образ железной леди. Это потому, наверное, что они все думают, будто я работаю с умирающими — то есть с теми, кому нельзя помочь. А их только вылечить нельзя, а помочь можно и нужно. Их можно утешить и обезболить. Так что я работаю с живыми.

Меня всю передергивает, когда при встрече знакомые говорят: «А-а! Ты еще жива?», «О-о! Тебя еще не убили?» Это у них шутки такие, понимаешь?
А мне эти шутки совершенно не кажутся смешными. Потому что я, к сожалению, знаю людей, УЖЕ ЗНАЮ, которых там убили, которых там похитили, которые пропали без вести. Что тут смешного, скажи мне, что?!

В Кировской области есть женщина, которая одна воспитывает ребенка с церебральным параличом. Ему 27 лет сейчас, и она до сих пор гуляет с ним в коляске. Надо мной живет соседка, которая тоже одна, — с сыном-аутистом. Ему сейчас 38 лет. Ей, при самом идеальном варианте, 68. Что будет с ними, когда…? Ведь никого у них нет.

Чиновник — это беда. Я все время это говорю. Но и регистратура — это беда. У нас в медицине огромная беда на нижнем этаже. Говорят людям сразу: «Да и пробовать не надо, не пущу я вас на этот третий этаж, записывайтесь на горячую линию Минздрава», —  а эта линия никогда не отвечает…

Мы никогда не уверены в том, что вернемся назад живыми, потому что война — это ад на земле, и я знаю, о чем я говорю. Но мы уверены в том, что добро, сострадание и милосердие работают сильнее любого оружия.

Но есть такие папы… лучше бы их не было. Предательство по отношению к больному ребенку — это сплошь и рядом. Оставляют. Я не знаю, слабые ли они, или что с ними происходит. Но преданных детей столько…

Болевая точка, о которой ты упомянула, называется импотенция, мужская несостоятельность. Почему женщина ездит на войну за детьми, а мужчины поливают ее за это дерьмом, сидя дома, в Москве или Германии, в тепле на диване?!

Наверное, потоки оскорблений и лжи, с которыми я сталкиваюсь, спасая детей, — это цена, которую необходимо заплатить за их жизни. Даром такие вещи не даются… Каждая спасенная, выхваченная из ада войны жизнь — это перелом хода вещей, предотвращение уже почти свершившегося зла. Существует мера, цена, которую я должна заплатить: мне нужно не только поехать и вынуть детей «оттуда», из-под снарядов и пуль, но и «здесь» пройти через побивание камнями, публичное унижение. И знаешь, если за все эти «мразь» и «сука» в мой адрес Бог даст мне возможность спасти еще хотя бы одну жизнь, я согласна.

Спасибо всем, кто с нами рядом.
Я жду и верю, что война закончится, что все мы перестанем делать и писать друг другу напрасные, злые слова. И что хосписов будет много. И не будет раненых и голодных детей.