Если говорить в целом о роли социальных сетей в казахстанском обществе, то сегодня происходит большая виртуализация жизни. Люди начинают полноценнее жить не в реальной жизни, а в социальных сетях. Они там более раскованные, активнее высказывают свое мнение, погружаются в дискуссии. И не занимаются этим в реальной жизни. Вот пример из моей личной практики. Ко мне обратился один из моих подписчиков, житель Атырауской области. Его жена стала участником ДТП, слава Богу, ничего серьезного. Она выезжала со второстепенной дороги, и произошло столкновение двух машин. Штраф – около 10 тысяч тенге, ущерб – ровно столько же. Обратившийся пишет, что у водителя той машины есть знакомые в дорожной полиции, которые якобы составили неправильную схему ДТП. Суд, по словам мужчины, вынес решение, не вникая во все это. Этот человек развернул бурную деятельность в Facebook, написал ряд постов, ругал гаишников, ругал суд, который «поверхностно все рассматривает». Был сделан запрос. Получили ответ: решение вынесено, никаких документов по его обжалованию не поступало. То есть, человек, в Сети развернувший такую активность, в реалии не хочет защищать свои права. Он сам высказал свою позицию по этой ситуации — «мараться» из-за 20 тысяч тенге не стоит. Но при этом он нашел время на то, чтобы «поливать» полицию и суды в социальных сетях. Здесь хочется высказать одну аксиому: защита своих прав (и не только в судах) — это всегда работа и активная позиция. Посмотрим на эту ситуацию с другой стороны. Обжаловал бы человек ту схему ДТП, представил бы своих свидетелей, доказал бы фактами свою точку зрения – и, возможно, суд вынес бы другое решение. А так, суд не может же опираться только на эмоции.

— При рассмотрении дела апелляционной инстанцией выяснилось, что суд первой инстанции не дал ответов на очень многие вопросы. Естественно, общественный резонанс послужил тому, что мы взяли данное дело на свой контроль. Как результат, мы отслеживаем работу по оперативному и наиболее полному информированию общественности о ходе судебного заседания. Если же говорить конкретно о решении суда апелляционной инстанции по пересмотру данного дела, то здесь, конечно же, нет. Суд всегда принимает решения, только руководствуясь законом.

— И да, и нет. С одной стороны, да, дело получило беспрецедентную огласку. Фото и видео инцидента широко распространились в социальных сетях, пользователи меняли свои аватарки, Генпрокуратура и МВД взяли дело под контроль…

С точки зрения судебного решения неординарности нет. Все заседания прошли четко в соответствии с действующим регламентом, прописанным в законодательстве. Хочу отметить, что в течение процесса в Интернете развернулась настоящая информационная война, вышло интервью Айнур Исиной, была версия об административной подоплеке, якобы, это все закрутилось с целью отобрать бизнес у Жамалиева. Все это никак не отразилось на работе суда. Дело вел опытный судья, председатель специализированного межрайонного суда по уголовным делам, Ербол Рахимбеков.

— Кайрат Жамалиев был признан виновным по трем статьям УК РК: пункты 1,3 части 2 статьи 126 (незаконное лишение свободы, совершенное группой лиц по предварительному сговору с применением насилия, опасного для жизни и здоровья), пункт 1 части 2 статьи 121 (насильственные действия сексуального характера с использованием беспомощного состояния потерпевшего, совершенные группой лиц по предварительному сговору) и пункт 2 части 4 статьи 194 (вымогательство в особо крупном размере). Так, по этим статьям судьей было назначено четыре, семь и 10 лет. По совокупности в соответствии со статьей 58 УК РК путем частичного сложения наказания к отбытию определено 13 лет лишения свободы. Отмечу, что данные статьи предполагают серьезные сроки, по некоторым частям даже до 20 лет, и обязательное отбывание в колонии строгого режима с конфискацией имущества.

— Не изнасилование, а сексуальное насилие. В законе есть достаточно четкое юридическое описание и того, и другого деяния.

— Незаконное лишение свободы и вымогательство. Опять же, был ролик, где четко было видно, что парня избивали двое достаточно крупных мужчин. В ходе судебного заседания все факты по этому преступлению были четко установлены. Алиби избивали, против воли удерживали его в квартире порядка четырех часов, требовали, чтобы он все время передвигался на четвереньках, как только он поднимался, сбивали с ног, разбивали об него тарелки, били стаканом по голове… Это и лишение свободы, и опасное для жизни и здоровья деяние. Все очень четко подпадает под санкции этой статьи.

Относительно вымогательства. Речь шла о машине BMW 520 «i» 2012 года выпуска. Был вопрос о том, крупный ли это размер. Вымогательство в крупном размере считается при сумме свыше двух тысяч МРП, что в этом году составляет 3 миллиона 964 тысячи тенге. Оценка авто была проведена стороной Алиби – вышло 4 миллиона 923 тысячи 700 тенге. При этом в ходе судебного заседания было доказано, что Кайрат Жамалиев поручил Анатолию Прибыткову отогнать машину в район своей автобазы – не куда-то в сторону, именно в район своей автобазы — и обещал подарить ее ему. То есть, факт вымогательства доказан.

Обвинительный приговор был основан на устойчивых показаниях Алиби Жумагулова. Его изначальные показания, данные в полиции, были подтверждены при осмотре квартиры, где повсюду была кровь. Все факты были подтверждены.

Таким образом, приговор суда базируется строго на доказательствах, исследованных в рамках судебного заседания. При этом суд учел другие, в том числе отягчающие факты. Жамалиев был пьян во время совершения преступлений, которые снимал на видео. По показаниям участников процесса, кстати, подчиненный Жамалиева пришел к родителям Алиби и переслал эти ролики его маме на сотовый телефон. Представляете, какая циничность, каково было их состояние?

— По материалам дела, он это сделал, чтобы показать, что Алиби сам якобы сознался в убийстве человека, чтобы Жумагуловы не дали ход этому делу.

— К сожалению, до сих пор люди берут кредиты, покупают недвижимость и не читают при этом договоры. У нас нет института привлечения адвоката на уровне принятия решения. У нас адвокат появляется, когда все плохо, все потеряно. Хотя адвокат должен появляться именно на начальной стадии решения — он должен понять, что вы хотите от сделки, помочь защитить ваши интересы. Услуги в этой сфере не такие уж дорогие.

Люблю приводить примеры по разным вопросам. Вот один, наглядно говорящий об уровне правовой грамотности некоторых наших граждан. Приехал я однажды на работу — у входа стоит взрослый мужчина с бутылкой бензина в руках, он пытался облиться им и поджечь себя. Его снимала камера одного из республиканских телеканалов. Приехали полицейские – увезли мужчину. Я стал выяснять, в чем дело. В Алматы – в городе с высокой правовой культурой, не в глубинке – девушка, дочь этого мужчины, работала в компании, получала часть зарплаты официально, часть – в конверте; и во время ее выхода в декретный отпуск пришла с проверкой налоговая. Была выявлена черная касса. На компанию был наложен штраф. А этот мужчина, отец той девушки и ее представитель в суде, обратился в суд с требованием о выплате его дочери пособий с учетом средств черной кассы. Это вообще нонсенс! Она сама нарушала закон, не осуществляла никаких платежей, в том числе пенсионных, со своей зарплаты. Но вместо того чтобы умолчать об этом, наш человек идет в суд, проигрывает во всех инстанциях, в том числе в Верховном суде, и пытается себя поджечь. Кстати, даже по этой ситуации можно видеть, насколько правильным было решение об обязательности юридического образования при участии в суде в качестве законного представителя.

Нам надо еще очень много работать над тем, чтобы поднять правовую культуру в обществе. Я считаю, что эта работа всего юридического сообщества – судей, адвокатов, юристов и других.

— Можно назвать пресс-секретарем по функционалу.

— Я сейчас заочно учусь на юриста в КЭУ. По первому образованию я политолог. Поставил задачу — сдать все экзамены самостоятельно. Очень помогает опыт работы здесь: концептуально я уже свободно ориентируюсь по всем направления юриспруденции, остается только вникать в детали. Учиться легко и даже интересно.

Для меня Верховный суд – это новый вызов. Поставлена задача выстроить диалог с общественностью, видно было, что до этого его просто не было. Сейчас о работе судов достаточно много информации в Интернете и социальных сетях, размещены соответствующие видеоролики. Считаю, это — первые конкретные результаты. Посмотрим, как решится здесь вопрос, потом подумаю, как быть дальше.

На мой взгляд, сегодня Верховный суд – это, пожалуй, один из немногих государственных органов, который развивается четко по продуманному плану. Есть базовые, концептуальные события – съезды судей с участием Президента страны. Они проводятся, как правило, один раз в четыре года. Глава государства подводит итоги за прошедшее время и ставит четкие задачи перед судебной системой на следующий период. Эта модель показала свою эффективность. Промежуток между съездами позволяет системно реализовать все намеченное и выработать четкие ориентиры для дальнейшей работы. К примеру, по итогам последнего шестого съезда судей, состоявшегося в ноябре 2013 года, было определено пять стратегических задач. Все они реализованы. Принято новое уголовное законодательство, разработана обновленная редакция Гражданского процессуального кодекса, повышены требования к отбору судей, активно внедряется электронное судопроизводство и так далее.

Все это говорит о том, что судебная система работает достаточно эффективно, и любой человек на законных основаниях может защитить свои права и интересы в суде.

— По некоторым вопросам наш отдел воспринимается как кризис-менеджмент в судебной системе. Оперативно выявляется критика в СМИ и Интернете, оперативно вырабатываются и реализуются меры реагирования на нее. Ежедневно, два раза в день, председатель Верховного суда получает дайджест. Если есть необходимость, я захожу к нему — обсуждаем, как реагировать. Естественно, все решения принимаются, исходя из конкретной ситуации. Не всегда имеет смысл реагировать на каждую публикацию.

— Наша редакция в этом году дважды имела дело с судом: история с исчезновением диктофонов в районном суде Алматы и якобы запрет атырауского судьи на освещение процесса. С точки зрения закона, конечно, вы скажете, что журналисты неправы. Но давайте рассудим объективно. В первом случае, если журналистам доходчиво объяснили бы все до начала закрытой части процесса, то, не думаю, что они вопреки словам судьи оставили бы диктофоны. А во втором – у меня есть все основания полагать, что судья огласила свои требования до включения аудио- и видеотехники; эти слова просто-напросто не записаны.

— На этот вопрос предлагаю посмотреть с двух сторон. С одной стороны, я считаю, это проблема роста. Судебная система сегодня быстро развивается, модернизируется. Один из приоритетов – открытость. Может быть, еще не все судьи готовы к такой открытости. К примеру, некоторые судьи сопротивлялись, когда внедрялась аудиовидеофиксация процессов. Сегодня система АВФ активно работает, стала обычным делом для судов и позволяет даже в определенных случаях защитить судью. В случае жалобы изучается запись и определяется истина. С другой стороны, если журналист освещает судебный процесс, то тоже должен четко ориентироваться в процессуальных вопросах. К примеру, по ситуации в Атырау, возможно, до заседания судья и высказала свое пожелание по освещению процесса. Но каждому журналисту, работающему с судами, следует знать статью 29 УПК о гласности, где четко прописаны все нормы по проведению закрытого судебного процесса. Помимо этого, в соответствии с законодательством судья не может сам принимать решение об открытости или закрытости процесса. Это решение может быть принято только по ходатайству одной из сторон.